330 УК РФ. Самоуправство

Защита обвиняемого в самоуправстве

Адвокатское производство № 100у-14. Есть в уголовном законе одна «универсальная» статья, которая своей формулировкой могла бы заменить практически всю особенную часть уголовного кодекса. Речь идёт о самовольном, вопреки установленному законом порядку совершении каких-либо действий, правомерность которых оспаривается потерпевшим, если такими действиями причинён существенный вред. Однако, применяется эта статья нечасто, поскольку, как правило, преступления квалифицируются по направленности посягательства на конкретные социально значимые ценности, такие как: жизнь, здоровье, собственность. Тогда как самоуправство относится к преступлениям против порядка управления.

Тем не менее, иногда обстоятельства уголовного дела позволяют подвести под самоуправство уголовно наказуемые деяния, изначально квалифицированные, например, как грабёж. Такое возможно, если в ходе расследования подтвердится то, что обвиняемый действовал в связи с предполагаемым своим правом на имущество, неправомерно изъятым у потерпевшего, либо забрал имущество потерпевшего, преследуя иную некорыстную цель.

Среди подобных дел не могу забыть уголовное дело в отношении горе-любовника узбека С. Явившись в порядке ст. 51 УПК РФ на следственные действия, я столкнулся в отделе полиции с обворожительной дамой, узбечкой, как выяснилось впоследствии, потерпевшей по делу — Ф. Она подошла ко мне, прикоснулась к рукам и стала спрашивать, что ей делать, чтобы помочь задержанному мужчине? На вопрос, кем он ей приходится, Ф. ответила, что не знакома с ним, но он её земляк, он вырвал у неё сумку и забрал телефон.

В ходе беседы с подозреваемым С. у меня «голова пошла кругом». Он утверждал, что Ф. является его женой, и он по её просьбе нёс её сумку из дома, когда на него напали и избили неизвестные лица. К сожалению, переводчик с узбекского был не профессионалом и, возможно, что то прибавлял от себя. Но я не имел оснований оспаривать слова подзащитного. В протоколе допроса записали всё так, как перевёл переводчик. На очной ставке потерпевшая, отвергнув слова С. о том, что она его супруга, призналась, что ранее была с ним знакома на протяжении не менее года, поскольку он работает дворником и подметает сквер возле её дома. Также Ф. пояснила, что в последние два месяца С. оказывал ей знаки внимания, звонил ей, заговаривал на улице с предложением встречаться с ним.

Однако, для следователя насильственный грабёж был вполне очевиден, и С. был задержан и впоследствии заключён под стражу. Поговорив с подзащитным С. в изоляторе, я мало чего понял из его слов, но из того, как он говорил о потерпевшей, как страдал без неё, я понял, что С. просто одержим любовными чувствами к Ф.

Тем временем меня стала «преследовать» потерпевшая Ф. Мы несколько раз встречались и разговаривали. В какой-то момент она поняла, что я смогу её уберечь от ответственности за ложные показания, и она рассказала мне всю правду об отношениях с С. Нет, мужем её он не был, и даже не любовником. Он был просто её поклонником, поскольку в силу огромной разности в образовании и социальном положении, на большее он не мог рассчитывать. Но он, тем не менее, рассчитывал и поэтому целый год её встречал с работы, клал деньги на телефон, чтобы звонить ей, приглашал к себе домой. Возможно, Ф. и была когда-либо в квартире у С., но это к делу не относилось. В тот злополучный день, когда он её встретил вечером в сквере, он действительно настойчиво уговаривал её пойти к нему есть плов. Но она отказывалась из-за усталости. Они сидели на лавочке, Ф. сняла туфли. С. ударил её по щеке, схватил сумку и побежал в сторону своего дома, надеясь, что Ф. последует за ним. Но она, босая, не побежала, а закричала. Несколько молодых людей, услышав крик женщины, погнались за убегающим мужчиной, отняли у него женскую сумку, вызвали наряд полиции. В отделе из кармана брюк, надетых на С., был изъят мобильный телефон Ф. Всё, преступление раскрыто. Не хватает только потерпевшего. И тут по фотографии в мобильном телефоне, изъятом у С., оперативники находят Ф. и говорят примерно следующее: «Хочешь забрать из полиции свой телефон, пиши заявление о хищении». Так она сделала свой выбор. Фактически — ложный донос. В этот момент я понял, почему увидев меня в отделе полиции, она бросилась ко мне с вопросом, что ей делать?

Но мы с подзащитным С. не пошли по пути обвинения обожаемой им потерпевшей Ф. в оговоре. С учётом того, что Ф. представила следователю сведения о телефонных соединениях с С., а также сведения о поступлении на лицевой счёт её мобильного телефона денежных средств от С., я заявил ходатайство об изменении квалификации содеянного С. с п. «в» ч. 2 ст. 161 УК РФ на ч. 2 ст. 330 УК РФ, то есть с тяжкого преступления на преступление средней тяжести.

Позиция защиты основывалась на том, что обстоятельства дела подтверждают наличие у С. намерения путём уговоров, шантажа, насилия и незаконного завладения имуществом привести Ф. к себе домой. При этом субъективная сторона содеянного С. характеризуется отсутствием корыстных целей. Согласно п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.12.2002 № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» противоправные действия, направленные на завладение чужим имуществом не с корыстной целью, а, например, с целью его временного использования с последующим возвращением собственнику либо в связи с предполагаемым правом на это имущество, не образуют состава кражи или грабежа, и подлежат квалификации по ст. 330 УК РФ или иным статьям УК РФ.

Прокуратура согласилась с позицией защиты. Суд прекратил дело за примирением сторон. С. вышел из под стражи в зале суда, и в тот же день Ф. отправила его на родину.